Кадзуо Оикава
...И порос холм горечавкою

 

1 | 2 | 3

 

Кэй перевернулся и улегся на циновке ничком. Потянуло нефтью. Кэй хоть и попривык, но временами резкий запах вновь преследовал его. Рядом с ним прямо на полу стояла пепельница и валялись пачка сигарет "Майлд севен" и дешевенькая зажигалка. Свет он не включил, и в тесной девятиметровой комнатушке на втором этаже стоял полумрак.

Кэй поднялся с циновки, подошел к открытому окну. На фоне свинцового небосвода темнели крупные листья фирмианы, росшей под самым окном.

Кэй никак не мог докопаться до смысла фразы, сказанной стариком: "Если пойдешь, тебя убьют!" Он сознавал, что глупо размышлять над словами полоумного, но они почему-то не выходили из головы."Итак, что же мне известно? Только то, что старик, видимо, заждался сына или внука по имени Кээцу и принял меня за него. Ну, и еще ясно, что сам дед порядком выжил из ума".

— Да, нечего сказать, влип я в историю! — пробормотал Кэй. — И кто меня тянул за язык брякнуть, что я приеду опять. Конечно, твердого обещания я не давал. Но старик-то небось вообразил, что в следующий понедельник я непременно появлюсь. Черт бы побрал этого старикашку. Да плевал я на него!" — И тут же Кэй услышал другой голос: "Разве ты сможешь обмануть и бросить старого человека, который со слезами радости обнимал тебя?"

Кэй достал сигарету, щелкнул зажигалкой.

"Не век же мне прозябать в этой дыре. Получаю каких-то сорок тысяч иен в месяц. Правда, живу на всем готовом: трехразовое питание в местной столовке, комнатенка в общежитии. Деньги берут только за свет да отопление. В сентябре будет уже ровно год, как я устроился сюда...

Мне бы свою машину! Вот моя заветная мечта. Школьный приятель прошлой весной поступил работать в банк и уже заимел машину. В свободное время знай себе покатывает на ней девочек. Каково?! Но что проку завидовать другим". — Кэй вздохнул и ткнул в пепельницу окурок сигареты.

В следующий понедельник старик, разумеется, опять пришел на холм. Он стоял в тени дерева и вглядывался в ту сторону, откуда должна была показаться машина — по дороге от источника. Еще едучи из города, Кэй присмотрелся к старику. Дед горбился, опирался на палку, но все-таки на этот раз держался заметно бодрее.

Машина Кэя проскочила мимо холма. "Уж если и заезжать к старикану, так только на обратном пути!" Кэй еще не решил, как он поступит. Знать бы, что встреча доставит старику только радость, а то ведь, не дай бог, снова начнутся слезы, потом терзания при расставании. Похоже, что этот Кээцу — причина несчастий старика. Небось как ушел из дома, так и исчез. Пожалуй, вообще неизвестно, жив он или нет.

Закончив дела на источнике, Кэй пустился в обратный путь, так и не решив, заезжать ли ему к старику, но когда он снова увидел фигуру, одиноко маячившую на холме, то просто не смог проехать мимо.

Машину Кэй поставил на прежнем месте. Старик уже махал ему полотенцем и, широко улыбаясь, восклицал:

— А-а, Кээцу, Кээцу!..

— Вот я и приехал! — ответил Кэй и, как и в прошлый раз, забрался на холм кратчайшим путем.

— Мой Кээцу, живехонький! — Старик улыбался, а глаза его заволоклись слезами.

— Я здесь, дедуля!

Вглядываясь в лицо юноши, дед радостно закивал головой. У Кэя отлегло от сердца.

— Знаешь, я и сам начал было сомневаться, не во сне ли ты мне привиделся. Рассказал про тебя Ёсико, а она подняла меня на смех.

— А кто такая Ёсико?

— Как кто? Жена Такадзи... — пробормотал в недоумении старик.

Кэй снова вопросительно посмотрел на него.

— ...Хотя, впрочем... он ведь женился на ней после твоей гибели.

— Гибели? Какой еще гибели? — изумленно выдохнул Кэй.

— Гибели в бою.

— Вы хотите сказать: гибели на войне?

— Разумеется. Ты же пал смертью храбрых и за свой ратный подвиг был удостоен ордена "Золотого коршуна" седьмой степени.

— Какого еще "Золотого коршуна"?

— В нашей деревне ты единственный получил этот орден.

Теперь Кэю стало ясно, что человек по имени Кээцу был сыном старика. "Ага, значит, после того как Кээцу погиб, Такадзи — очевидно, его младший брат — женился на Ёсико. Выходит, старик принимает меня за этого Кээцу, или, правильно говоря, Кэйити, который, судя по его имени, был старшим сыном ¹. Если Кэйити погиб во время войны, значит, случилось это по меньшей мере лет тридцать пять тому назад. Допустим, что погиб он двадцати лет, следовательно, теперь ему было бы уже за пятьдесят пять. Однако в сознании старика он остался прежним молодым Кээцу, то есть парнем примерно моего возраста".

— Присядем, Кээцу. — Старик сделал несколько шагов и первым осторожно опустился на плоский камень, каким обычно выкладывают садовые дорожки. Кэй присел чуть поодаль.

"Господи, какая же путаница в голове у бедного старика! Ведь он сознает, что сын его погиб. И в то же время считает -и попробуй разубеди его! — что это его сын, молодой, как в былые времена, сидит рядом с ним". Бабушка Кэя умерла, когда он был совсем маленьким, деда своего он тоже не помнил и не представлял, как могут вести себя старики в глубокой старости, когда наступает угасание разума. Встреча с этим стариком произвела на него удручающее впечатление.

Решив немножко потешить деда, Кэй, как бы входя в роль его погибшего сына, спросил:

— А как дела дома? Все ли здоровы?

— Такадзи отправился на заработки в Токио. Обещал приехать ко дню поминовения усопших.

Взгляд старика блуждал по развернутой веером панораме. В центре ее светлым пятном поблескивало болото. Справа, вдали от невысокой горы с часовней, виднелась знакомая автострада, по обе стороны которой теснились жилые дома. Ниже болота — террасы заливных полей. В левой стороне темной полосой протянулась роща. С холма отчетливо виднелась и пойма реки.

— Дочери мои уже в годах. У всех свои семьи, — с довольным видом рассказывал старик.

— И что же, все они живут здесь, в деревне?

— Какое там! И Кацуко, и Хироко, и Ясуко вышли замуж за городских работяг и, надо сказать, неплохо устроились в городе. Не повезло только тебе да вот, пожалуй, Такадзи.

— А что, разве крестьянским трудом не прокормишься? — спросил Кэй, а сам с тоской и неприязнью подумал о собственном отце. Тот тоже уходил на заработки, подорвал здоровье, а вернувшись домой, часто пил и дебоширил.

— Когда мы получали земельные участки, которые прежде арендовали, нам казалось: да-а, стоящая штука эта демократия. А сейчас выращивать рис нет никакого толка, само правительство против...

Кэй искоса взглянул на деда. Что-то не похож на выжившего из ума... А вдруг у старика сейчас наступит полное просветление и он возьмет да и спросит меня: "Ты, парень, собственно, кто такой?"

Доставая сигареты, Кэй подумал: "Не стоит, пожалуй, особенно рассиживаться тут".

— Дедушка, может, закурите? — Выпуская колечки дыма, Кэй протянул пачку сигарет и зажигалку.

— Не-ет, нет. Я уже давно не курю и не пью.

— А сколько же вам, интересно, лет?

— Мне-то? Восемьдесят два.

— Ого! А держитесь молодцом. И внуки небось есть?

Старик молча кивнул.

— Сколько же у вас внучат?

— Хм... целый десяток. Семерых дочки подарили, а трое от сына. Только вот разлетелись все кто куда. В последний раз удалось повидать всех вместе в прошлом году, в январе, на похоронах моей старой. Тогда и сыночки Такадзи приезжали.

"Ага, значит, жена деда, то есть мать этого самого Кээцу, уже умерла. И старик теперь живет, очевидно, вдвоем со своей снохой Ёсико", — сообразил Кэй, но все-таки для полной ясности спросил:

— Дедушка, значит, вы уже овдовели?

— Да, опередила меня хозяйка, оставила одного... — Старик утер нос, из глаз его потекли слезы.

— И теперь вы живете вдвоем с Ёсико?

— Да... такая тоска. Ёсико могла бы и дома сидеть, так нет, заладила ходить на соседний заводишко на почасовку.

При слове "почасовка" Кэй даже хмыкнул. Он припомнил, что за поселком, видневшимся с холма, был еще один. Там-то, за школой, неподалеку от конторы сельскохозяйственной кооперации, и находился небольшой завод по изготовлению запасных частей для радио- и телеаппаратуры. Очевидно, сноха старика ходила туда на временную почасовую работу.

— Дедушка, значит, вам целыми днями приходится сидеть одному?

— Конечно. Хорошо вот, что ты вернулся. Я ведь после смерти моей старой совсем дурной стал. Ёсико только и знает, что бранит меня.

"Ну не странно ли, сам же признает, что стал дурной?" — подумал Кэй и рассмеялся, но тут же оборвал смех. Ему почему-то стало грустно. Вспомнилась мать. Как и эта Ёсико, она тоже ходила подрабатывать на ближайший от их деревни завод, выполнявший заказы по субподрядам.

"И сколько же горя она хлебнула со мной?! То я угодил в полицию за мелкую магазинную кражу, то пристрастился к "забаве" с растворителями...² Отец, как узнал про эти "подвиги", избил меня до полусмерти..."

— Как же все-таки славно, что ты уцелел и вернулся.

От слов старика у Кэя даже защемило в груди.

— За свою долгую жизнь я видел много горя и безропотно, со смирением ждал своего часа. Но вот ты вернулся, жив и невредим, и я счастлив, что дожил до этого дня.

Кэй молча слушал неторопливую речь старика, а сам думал: "Как гложет его мысль о сыне. Уже отказывает рассудок, а старик все-таки не в силах забыть своего первенца, погибшего на войне несколько десятилетий назад".

Взмахнув худой, как иссохшая ветка, рукой, старик указал Кэю на видневшиеся вдали дома и с горечью заговорил:

— В семье Секити война унесла две жизни. Теперь в его доме живет лишь вдова. Помнишь Такэо — сына лесозаготовителя, с которым ты дружил? Он тоже погиб. Сходи в храм Хатимана ³, и ты убедишься сам. Там ведь высечены имена одиннадцати отважных героев, погибших в войне за Великую Восточную Азию, в том числе и твое...

Кэя охватило уныние. Среди густой зелени виднелись сероватые и красные пятнышки крыш, крытых оцинкованным железом. Деревенька была маленькая, не больше тридцати дворов.

"Неужели даже из такого крохотного посёлка погибло одиннадцать человек?" Кэй вздохнул, бросил сигарету и придавил ее ногой. Он невольно вспомнил памятник погибшим воинам у храма Хатимана в своей родной деревне.

— Кээцу! — Старик вопросительно посмотрел на юношу.

— Что, дедушка?

— Чем ты теперь занимаешься?

Кэй растерялся. "Что же мне ему ответить? Ведь если я стану рассказывать про себя самого, в голове старика, вообразившего, что его сын Кээцу вернулся живым, произойдет полный кавардак. К тому же сейчас дед так радуется. А в какое уныние он может впасть, если осознает, что я вовсе не его Кээцу?"

— Да в городке, что неподалеку отсюда, есть маленькая лавочка по продаже горючего. Вот я и устроился туда по знакомству.

— В городке, говоришь?

— Да. Я и мимо холма-то проезжаю по пути на горячий источник, куда мы поставляем топливо.

— Ну, а почему ты не возвращаешься домой? — несколько недовольно спросил старик.

— Так уж сложились обстоятельства...

Старик промолчал и перевел взгляд на болото.

Кэй сначала забеспокоился, но потом понял, что его ответы удовлетворили старика.

— Ты не стесняйся. Ёсико, конечно, баба сварливая, но сердце у нее доброе.

Кэй слегка кивнул.

"Эта Есико, пожалуй, постарше моей матери. Ведь у нее уже трое взрослых сыновей". В семье Кэя кроме него было две младших девочки. Одна сестренка училась в шестом классе начальной школы, другая — во втором классе средней ступени. Вспомнив своих, Кэй снова помрачнел. После того как отец вернулся с подорванным здоровьем, мать как подменили: она осунулась, стала раздражительной, истеричной. "Может быть, без меня в доме, наоборот, спокойнее. Да, но каково бедной матери выкручиваться при никудышных заработках отца?! Так хочется порадовать ее, послать хоть немножко денег. Но пока у меня такой возможности, к сожалению, нет".

— Ты хорошо учился, да и характером был покладистый мальчик, — с нежностью вспоминал старик.

— Я-то? — Кэй горько усмехнулся.

"Да я с первых классов плелся в хвосте. А характер-то у меня, может, и мягкий — недаром считали слабаком". Перед глазами Кэя всплыло лицо преподавателя, как-то назвавшего его трусом. Кэй не сумел в срок закончить последний класс средней школы. Он протянул с "хвостами" еще семестр и только к лету ⁴ получил аттестат об окончании. Выпускная церемония проходила в пустой учительской, присутствовали на ней лишь его классный руководитель, заместитель директора и дежурный преподаватель, в тот раз это был физкультурник. В частных школах подобные поблажки не редкость. Поступи Кэй в префектуральную школу — он вылетел бы оттуда уже за один свой привод в полицию.

— Все твои вещички сгорели во время пожара. До этого мы бережно хранили их, даже твои рисунки, прописи.

— Хм, хотел бы я взглянуть.

— Твою похвальную грамоту мы вставили в рамочку, и она висела у нас в комнате.

— Надо же... — Кэй смущенно кивнул.

— Все сгорело дотла. Не осталось даже твоей фотографии. Матери пришлось пойти к нашим старикам и взять у них назад ту, что мы когда-то подарили им. Она и сейчас стоит у нас в алтаре. Только вот сильно пожелтела да выцвела.

"Должно быть, между мною и этим Кээцу все-таки существует какое-то сходство, — подумал Кэй. — Потому-то, наверно, этот чудаковатый дед и принял меня за сына. Иначе он "нашел" бы своего Кээцу еще раньше".

— В школе ты был отличником. В армии — старательно нес службу, выполнял приказы. За это, видать, тебя и удостоили ордена "Золотого коршуна". Будь ты поопытнее да повезучее, может, и уцелел бы.

Кэй недоумевал: старик воображает, что его сын, которому выпала судьба погибнуть на войне, вернулся живым. И в то же время, не замечая несуразности своих слов, говорит о сыне как об убитом.

Кэй не имел представления, как выглядят военные награды, и брякнул:

— А что, этот "Золотой коршун" тоже сгорел при пожаре?

У старика внезапно затряслись ноги. Верхняя часть туловища будто окаменела, глаза закрылись.

— Дедушка, что с вами? — переполошился Кэй.

Старик успокаивающе покачал головой. Он выглядел как больной, пытающийся превозмочь тяжкую боль.

— Где болит?

— Нигде... — Старик опять отрицательно помотал головой.

— В самом деле не болит? Не скрываете?

— Нет, нет... все в порядке. Просто как-то вдруг вспомнилось...

— Что вспомнилось, дедушка?

— Да про орден "Золотого коршуна". Я ведь... забросил его в болото.

От неожиданности Кэй не сразу уловил смысл. Он невольно посмотрел в сторону болота. Тучи заволокли солнце, и болотце светилось белесым пятнышком. Его восточная часть густо заросла тростником.

— Когда война кончилась, я уже не восторгался геройским подвигом сына. Мне стало ясно, что мальчик погиб ни за что ни про что. Тогда-то я и начал пить... да буянить во хмелю. Душа разрывалась, когда видел, как в соседние дома возвращались молодые ребята... — Старика опять охватила дрожь. — ...Вот тебе и "Великая Японская империя"! Вот тебе и "Да здравствует император!".— Старик смолк. Вид у него был совершенно обессиленный.

Кэй не знал, как его утешить. "Сын погиб, и погиб совсем молодым. Останься он в живых, был бы теперь постарше моего отца... События далекого прошлого каким-то непонятным образом связали меня с этим стариком". Кэй не сводил глаз с болота, и в какой-то момент ему померещилось, будто он видит, как на зыбком илистом дне зловеще светится "Золотой коршун". Кэй даже помотал головой, чтобы отогнать от себя жутковатое видение.

— Может быть, мне следовало сохранить его до твоего возвращения, но пожар все равно ничего бы не оставил... — добавил, поеживаясь, старик.

Вдали загудела полуденная сирена.

_________________________________________________________

¹ Окончание "ити" в имени Кэйити означает "первый", "первенец".
² Речь идет об одной из современных "забав" японских подростков, которые одурманивают себя, вдыхая пары растворителей.
³ Хатиман — синтоистский бог войны.
⁴ В Японии учебный год заканчивается в конце марта.

 

1 | 2 | 3
К оглавлению